Пролог Посвящается самым близким мне людям,
ради которых я терплю этот мир.
Verba volant, skripta manent.
Слова исчезают, написанное остается.
Буря в горах в это время года дело обычное, но стихия, видно, ошалела и решила разыграться вовсю. А раз уж такое дело, то и воды и ветра и грома и молнии не жаль. Добавим камнепады, и что ещё позволяет воображение, и обрушим всё это на малюсенькую деревушку, буквально прилипшую к горному склону одной из круто вздымающихся к небу вершин Кавказского хребта.
Отара овец с пастухами застряла на перевале, и никто не мог сказать, смогут ли они справиться с непрерывно льющим дождём и шквальным ветром. Селевые потоки размыли все дороги и тропы. Те из мужчин, которые в свою перемену оказались дома, попытались прорваться к кочевникам, надеясь найти их в перевалочном лагере. День прошёл в ожидании. К вечеру экспедиция вернулась, не достигнув цели. Промокшие насквозь и посрамлённые, с низко опущенными головами, горцы разошлись по домам, не проронив ни слова, лишь безнадёжно мотнув головами. Только глубокие раны, ушибы, переломы, синяки и ссадины смогли послужить им оправданием в глазах односельчан. Жёнам и детям тех, кто оказался вне дома, ничего иного не оставалось, как молча молить Господа о спасении своих близких. Суровый край, жёсткие обычаи не позволяли проявлять эмоции. Ни одна слезинка не навернулась на замкнутые лица. Только у жарко натопленного очага не слышно было привычной детской возни и смеха и не звучали строгие окрики старших на не в меру расходившуюся ребятню.
Младшая, Мадина, получившая своё имя в честь маминой названной сестры, весёлой белолицей хохотушки, забралась под одеяло первой, за ней последовали и остальные. Только Шакро, с серьёзным видом уже оперившегося птенца, присел у очага вместе со взрослыми. Мать поставила на низкую длинную табуретку кувшин с вином, пиалы и чашку с отварным мясом ягнёнка. Ели молча, беря сочные куски руками и разрывая их крепкими, отполированными до сияющей белизны древесным пеплом из очага, зубами. Вино наливали скупо и запивали еду с одним пожеланием – благополучного возвращения тех, кто в пути и их здоровья. При каждом следующем яростном порыве ветра, ветхая дверь дрожала, скрипела и готова была вырвать засов из пазов, вылететь из петель и впустить поток воды с ветром в маленькое, хрупкое жилище. Огонь в центре, слабо освещающий небольшую комнату, служившую и прихожей и гостевой и спальной и конюшней, постоянно грозил погаснуть. Собаки, сбившись в плотную кучу, удобно улеглись на земляном полу, опустили уши и тихо подвывали. Козы в испуге били копытами в маленьком тесном загончике и натяжно блеяли.
-Я знаю, это нечистые прорываются на землю. Подала голос из-под одеяла маленькая Мадина.
-Нечего глупости говорить, - рассержено огрызнулся дед.
-И вовсе она не глупости говорит, - защитила свою любимицу бабушка. - Слышишь, как грохочет, и молнии так и сверкают, так и сверкают. Разве это божье дело? Ясно, нечистый разошёлся.
-Бабьи разговоры, сама не ведаешь, что говоришь, только его баснями и тешишь да детей с толку сбиваешь.
-И вовсе здесь бабушка не причём. Я сама их видела давече в пещерах у Старой Крепости.
Девочка высунула ладошки из-под лоскутного одеяла и стала пересчитывать пальцы. Остановившись на последнем, тряхнула иссиня чёрными кудрями.
-Много, в общем. Страшные - чёрные, крылатые, четырёхрукие, с красными глазами и красными волосами. Только они как на землю опустились, сразу в людей превратились. И вроде ничего. Одеты вот странно, не как мы, во всё железное и оружия много разного, и похоже